Дрожайший и любезнейший Александр Васильевич!

Едва приехавши домой, я уже снова катаюсь по нашему общему делу. В Пбурге я был в доме Капгера, а Вас не застал, а, ей богу, времени не имел продолжать мои столичные разъезды. Наше дело подвигается; по данным можно считать в сборе 500 руб. сер., и я на днях постараюсь еще увеличить эту цифру, дай бог только здоровья. Надеюсь здешний сбор Вам выслать в первых днях генваря, а о Петерб. нужно Вам хлопотать; сегодня я писал Николаю Ивановичу Афанасьеву, человеку преданному и обязанному Л.Н.О(больянинову), чтоб он взошел в сношении к Вам; малый здоровый и, главное дело, из шкуры полезет за Л.Н.; вы с ним поступите, как с адъютантом, смышленом и доброжелательном.

Простите великодушно, что я Вам пишу довольно несвязно, но сегодня уже писал по этому делу до 10 писем и имел корректуру несметных.

По-моему, не нужно смотреть на сумму всякой подписки (тем более, что 500 руб. есть, а что больше, то лучше), а на число имян дворян, которые будут находиться на подносимом объекте, — демонстрация будет чувствительнее, а не каждый бедный дворянин, желающий участвовать, в состоянии подписать значительную сумму. О вопросах, писанных Афан. потолкуйте с ним, он законовед и может Вам быть полезным.

Сегодня я еду к Дедюлину, отъявленному врагу Л.Н., и вполне не сомневаюсь, что он тоже участвует. Примите уверение в истинном душевном моем расположении.

Марии Павловне передайте мой поклон, Григорию Вас. (Дружинину) желаю всех благополучии с поздравлением с генеральским чином. Зайцев не мог прислать Марии Павловне, но надеюсь исполнять эту благую мысль.

Вам преданный Я. Мейер

К письму приписка Ф.Л. Трефурта. Над письмом сверху помета рукой М. Ливенцова: «Это не знаю, чье письмо, но не мое»

«Душевно благодарим Вас, многоуважаемый и любезный Александр Васильевич, за Ваше содействие, тем более, что Вы сами так заняты... Письма Ваши я получил, но за рисунком послал в Нарву, а по получении его предъявлю его и тотчас Вам дам ответ. — У нас в сборе уже 500 р. и многим еще писали. — Н.И. Афанасьев будет, надеюсь, у Вас, и он Вам будет очень полезным: человек прекрасный и вполне предан нашему доброму Л.Н. Оболья(нинову). — Обед и завтрак, кажется, не состоятся, а все деньги мы решились употребить на кубок и совершенно согласны с Вами, чтобы работа была изящная, а вес серебра тут ничего не значит. — Прощайте, дрожайший Александр Васильевич, поздравляю Вас и добрую Вашу маменьку с наступающими праздниками и желаю их приятно провести. — Что касается Маслова, то очень будем рады, если он примет участие в нашем подношении. – Нам надобно непременно стараться, чтоб дело это было разрешено начальством, тут более славы и чести для Л.Н.»

Вы удивитесь, многоуважаемый Александр Васильевичу получить от меня письмо и еще такого содержания, но Ваши слова, произнесенные летом, дают мне право Вас беспокоить этими строками.

В Гдове устраивается женский приют, под личным наблюдением и попечением кн. Донд(укова)-Кор(сакова), но на подобное заведение нужны средства материальные; приют будет назначен для бедных сирот, с тем, чтоб им дать первоначальное образование и (главное) им дать возможность своими рукоделиями и пр. найти себе впоследствии кусок хлеба. Предприятие принято благосклонно, нашлись люди благонамеренные, которые подписались и пожертвовали, так что Вы не откажетесь содействовать в благом деле; я обращаюсь к Вам с просьбою принять участие и похлопотать об этом и кругу многочисленных Ваших знакомых. — Участвуют или единовременным приношением, или ежегодным вносом на 8 лет погодно, внос ежегодний не может быть менее 12 руб. сер., и по подписке больше находится выше означенной суммы, т.е. от 15 руб. до 100 руб. в год. Если Вы, в чем я не сомневаюсь, успеете в усилении средств, то будьте так добры адресовать результат или на мое имя, или на имя Л. Никол. Обольянинова, даже Василий Афан(асьевич) - раскутился на 100 руб. сер.

Очень Вам благодарен за память; Л.Н. мне передал Ваш поклон. Радуюсь, что Ваша газета идет успешно, дай бог ей процветать; тем более приятно, что при получении ее в будущем году каждую неделю буду беседовать с Вами мысленно.

Марии Павловне прошу засвидетельствовать нижайшее почтение. Прощайте, будьте здоровы и не забывайте искренно Вас любящего Я. Мейера.

Л.Н. Оболь(янинов) засвидетельствует Вам почтение.

Истинное спасибо Вам, многоуважаемый Александр Васильевич, за Ваш превосходный журнал, дай бог ему Век прожить; не могу дождаться субботы, чтоб с наслаждением прочитать, и прочитавши досадно, что опять нужно ждать неделю.

Похождения Ивана Александровича столь назидательны, что только остается ему пожелать доброго здравия, а о предметах для наблюдения нечего говорить.

Я беру смелость Вас беспокоить, добрейший Александр Васильевичь, и посылаю Вам маленькую записку о вопросе, нас всех помещиков интересующем; если Вы находите ее удобною, то употребляйте, как знаете, если можно было бы добиться лишних рук, то нам легко бы было приступить к вольному труду.

Что писать о себе! Всё по-старому, но к тому я не могу, поправиться после похорон Дондукова, где я шибко простудился; но весьна и хорошая погода поправят к тому времени, когда я снова с Вами побеседовать стану.

Здесь все пусто. Дарья Федоровна уехала в Пбург, Обольяниновых нет, так что и не хочется с дома трогаться, разве те часы, которые проведешь в оранжерее и в которые читаешь Ваш журнал, скоро проходят.

Когда Вы приедете летом, Вы найдете здесь господина, который, верно, служил Вам типом при Вашей пословице: с ……. пенку снимает, на обухе рожь молотит, а шилою бреет; этот ревнитель экономии — управляющий у Трефурта — очень похож на плешивую барышню; чорт знает, - откуда он этих оригиналов выкопает. — Он выдумал выделать из творога какие-то небывалые сыры, а сам питается в течение целой недели одной печенки молодого теленка; видывал я на своем веку экономию, но это что-то непостижимое!

Однакож, я заболтался, у Вас отнимая драгоценное время своими пустяками; в этом Вы сами виноваты, Вы сбаловали меня.

Марии Павловне прошу засвидетельствовать мое нижайшее почтение. Я был у Бландовой раза 2, Александр Ивановичи хочет, кажется, покинуть скитальческую жизнь.

Прощайте, многоуважаемый Александр Васильевичь, будьте здоровы и не пеняйте на искренно Вас любящего.

Я. Мейер

При возвращении моем вчера домой из поездки я нашел у себя, многоуважаемый Александр Васильевичь, письмо от Ал. Н. Обольянинова и Ваше милое послание.

Оно очень милое, но Вам грешно возбуждать у нас, отшельников, фантазию подобными героическими средствами; я всю ночь не мог спать — все грезились прекрасные Донны, и чтоб еще совершить дело, я, прочитав Декамерона Бокаччо, вытребовал свою чесалку; фу ты пропасть! просто отвращение! Могу себе представить разочарование Дон-Кихота при настоящем взгляде на Дульцинею из Тобозы. Вот что значит обстановка! — Но я не один хочу быть страдальцем; первый поп, который приедет ко мне, должен подвергаться испытанию, и если Вы по статистическим данным в конце года узнаете, что урожай, поповского племени в Гдовском уезде весьма обилен, то Вы можете догадаться, отчего эта числительность взялась!

Наши залетные птицы мало-помалу возвращаются; Обольяниновы приехали, сегодня ждут Дарью Федоровну, предводитель удостоил уезд своим приездом на несколько часов, как мимолетное явление... — Скоро ли я дождусь с Вами повидаться, добрейший Александр Васильевичь; не знаю отчего, но никогда не ждал с таким нетерпением того блаженного времени, когда на берегу озера мы будем беседовать и наслаждаться тенью Вашего прекрасного сада.

Марии Павловне прошу засвидетельствовать нижайшее почтение.

Прощайте, многоуважаемый Александр Васильевичь, не забывайте меня и будьте уверены в чувствах истинной привязанности.

Вашего преданного Я. Мейера

Простите, многоуважаемый Александр Васильевич, что я Вас снова отвлекаю от Ваших сериозных занятий своею болтовнёю, но так и рвется с Вами побеседовать, что, рассчитывая на Вашу снисходительность, я хочу Вам докучать на 1/4 часа. Начну с Вашего «Века», милого Вашего чада, и именно с № 12, 12 Марта, и, тем более считаю себя вправе, потому могу предупредить неприятного объяснения Вам предстоящие. В письме Вашего корреспондента из с. Красного, Псковской Губернии, говорится, что по получении в нашем возлюбленном Гдове экземпляров высочайшего Манифеста с полетевшим курьером (это еще удобнее, как послать свежую невскую лососину по телеграфу в Москву) в тот же день разосланы были чиновники по всему уезду. Вы крайне обидили чиновную людь этими выражениями, которая затаивает уголовный иск за обиду, нанесенную ей, сравнивая ее с сотцкими, которые по образу пешехождения растаскали их по уезду. Будьте осторожны, вы знаете, что эти чернильные души злопамятны, как раз Вам будет процесс.

При прочтении статьи «Несколько мыслей о наших финансовых и кредитных затруднениях» и заметок по поводу предыдущей статьи мне припомнилось судопроизводство гласное в Германии, и именно — один случай, который может быть применен к этим статьям. К одному исполнителю словесной Фемиды явился мужик с соседом, жалуясь на убытки, причиненные ему тем, что сосед переезжает через его поле. Ты прав, возразил грозный Минос, как же ты, сосед, это не понял. Помилуйте, великий муж, мои поля находятся за его полями, и чтоб попасть на них, нужно или переехать его поля, или делать объезд в 2 мили. — Странно, возразил Минос, и ты прав. — Однакож кто-нибудь должен быть не прав, заметил Кербер судье, инвалидный солдат. — Вот еще страннее, что и ты прав.

Дело осталось не решенным, а убытки покуда у мужика. Так и у нас: денег нет, кредита нет, а требуется переворот фундаментальный. Конечно, где дрова рубят, там и щепки летят; поэтому государству нечего обратить внимания на нас бедных щепок; а вот минута, где можно показать патриотизм и любовь к отечеству делом и словами. Пускай пример покажут те великие ораторы, которые в Москве под влиянием Вакха делали столь блестящие предложения, когда дворянство обратилось к царю о пересмотре крепостного права. Пускай отец специальной припомнит речь свою, которую он не мог говорить на обеде, бывши слишком в з я м ш и; тогда и дело легче пойдет. — Вы можете возразить: «а выкуп!» вот уже чистый; во-первых, Вы должны их предварительно отпустить на оброк, т.е. Ваши поля гуляют, во-вторых, крестьяне должны вносить 1/2 чистыми деньгами в Казначейство. Эти деньги лежат там без процентов до тех пор, покуда выкупная операция пересмотрится в 6 различных инстанциях, а при нынешнем ходе дел можно надеяться, что года через три они выйдут без прироста из пургатория, а у Вас до тех пор всё-таки поля гуляют. Вообще, эта выкупная операция — отличная штучка: по исчислению, в России находятся почти 10 миллионов м(ужских) душ на общем крепостном праве; по примерному исчислению за причитающую землю выкуп обойдется в 160 руб. сер. — итого 1.600 миллионов. Из этого числа крестьяне вносят 1/5 часть (а откуда они их возьмут, помилуйся отец) специально в уездные Казначейства — без процентов 320 миллион. руб., и изъяты из обращения до утверждения выкупной операции, довольно выгодно; а бедному помещику даются после 5% билеты, которые теперь уже ниже номинальной цены, а есьли нагрянет много, то что будет тогда. Одним словом, грустно. Общее положение умов здесь не блистательно. Крестьяне недовольны, что им не дали всю землю помещичью даром; дворовые, что они должны еще два года служить и потом от помещика никакой земли или пенсиона не получают, а помещики рассуждают, где бы денег достать для первого обзаведения.

Со страхом я замечаю, что я измарал целый лист; простите великодушно, добрый Александр Васильевичь, — что болит, о том и говоришь, и я немного человек этого века, эгоист, что я так рассчитываю на Вашу снисходительность и надоедаю своими умозрениями.

Марии Павловне прошу засвидетельствовать нижайшее почтение. Будьте здоровы и не забывайте

преданного Вам Я. Мейера.

Первый эффект вольности отразился на бедной Екатерине Матвеевне (Бландовой); на другой день после прочтения Манифеста крестьяне отправились в ее лес и вырубили 150 деревьев самого лучшего леса; ведь мы теперь вольны и пользуемся своей вольностью.

Les beaux esprits se rencontrent! Иван мой, ревностный чтец Вашего «Века», сейчас говорит мне, прочитавши Ваш адрес на письме: Вы бы, Яков Ивановичь, написали Александру Васильевичу, что это господа творят в Москве; собирали там столько денег для дворовых, которые в столицах живут, а об нас ни помину; а между тем, те, которые на оброке, сами виноваты, есьли они не сумеют скопить копейку на черный день, а еще больше всего все холостые; что же нам бедным сказать, которые с большими семействами не имеем возможности нажить хоть лишнюю копейку, которая бы пригодилась по истечении этих двух тяжких годов. Эти господа не понимают быта нашего и наших нужд, а, кажется, только делают подобные сборы под пьяную руку, чтоб в газетах об этом печатали. Христос с ними.

Из письма Л.. Н. О(больянинова) я узнал, многоуважаемый Александр Васильевич, это ответ мой на Ваше милое послание к Вам не дошел и что Вы на меня сердитесь. Хотя, с одной стороны, я очень рад этому сердцу (доказательство новое, что Вы принимаете во мне участие), то, с другой стороны, могла народиться у Вас мысль, что я столь неблагодарен, чтоб не оценить это расположение; но Вы уверены, что я с искренной дружбой к Вам привязан и что все, относящееся к Вам, в высшей степени меня порадует.

Вы, кажется, отчасти clairvoyant: в Вашем письме, пишете о Wilhelmine и пр., а в тот вечер, как я получил Ваше письмо, я именно с личностью того же имени гулял при лунном свете у берегов Эльбы, и рассмотрел благоустройство до Natur! Вообще, эти статьи здесь отличны! Кто-то сказал, что если покрыть Дрезден шатром, то представится единое увеселительное заведение, и такие липкие! просто банный лист, сейчас вопрос: aber wirst du mich auch heirathen? и тут, конечно, объяснение в вечной любви, а потом опыт экспериментальной жизни! Я похудел, как олень во время случки! и притом эти лунные объяснения дешевы! стакан пива, буттерброды — вот для них материальные подкрепления! Полно вздору!

Как Вы живете, что Ваше здоровье, как поживает Мария Павловна; часто я о Вашем Мариинском вспоминал в нынешнем лете: тут была прекрасная погода, и еще на днях были лесные малины и земляники (почти все фрукты по случаю благополучного лета два раза цвели и частью дозрели). Ах, есьли б Вы могли сюда приехать хоть на времечко! Вот порадовали бы; но, не имея возможности Вас видеть лично, я постараюсь достать Русского Вестника, чтоб о прошлом лете помечтать. — Прощайте, любезный Александр Васильевич, простите болтовню, кланяйтесь всем, в особенности, есьли увидите, старому Т.(Трефурту)

Вечно Вам преданный

Я. Мейер

Милостивый Государь, Александр Васильевичь!

Я полагаю, что Вы совершенно со мною согласны отложить нашу поездку в Швейцарию при столь неприятной погоде — просто уныние она наводит; надобно полагать, что в канцелярии у св. Илии ошиблись в расчете и вместо августа нам дали октябрь. Если погода не будет хороша, то я не поеду, об Голландии нечего говорить, она уехала в Montpellier

Марии Павловне прошу засвидетельствовать мое нижайшее почтение

Примите уверение в истинном моем почтении

Я. Мейер

13 августа