Как облегчить переход к вольному труду для нашего краяи
(Северная пчела. 1862. № 129. 14 марта. С. 515-516.
Без подписи. Сельцо З ……, С. Петербургской губернии)

Одним из замечательных и наиболее утешительных результатов крестьянского вопроса в настоящее время может назваться то умственное пробуждение лиц, наиболее в нем заинтересованных, которое заметно повсюду, даже в самых глухих и отдаленных местностях. Необходимость противодействовать материальным потерям, настоящим и ожидаемым, вызывает энергию в людях практических, знающих хозяйство не по одним книгам, в людях, до сих пор не привыкших еще подавать своего голоса и побужденных к тому почти против воли. Прислушиваясь к помещичьим толкам, спорам, предложениям по поводу крестьянского дела, легко убедиться в том, что из нестройного хора часто выделяются голоса, стоящие внимания, и что в хаосе жалоб, неосновательных предположений, неисполнимых требований отыскивается немало мыслей разумных и практических. С полной уверенностью можно сказать, что, по соображениям общим и обнимающим крестьянский вопрос во всей его сущности, практические хозяева бродят в порядочном мраке; зато по вопросам местным, по соображениям чисто хозяйственным, они далеко оставили за собою самых искусных теоретиков-умствователей. Дайте лучшим из этих людей средства материальные, в которых они так нуждаются, оживите сколько-нибудь кредит, исчезнувший повсеместно, и вы увидите, по разным углам ряд осторожных, но мастерски рассчитанных нововведений, которые, может быть, никуда не будут годиться в соседней губернии, но которые, на данной местности, спасут и поддержат целые хозяйства, укажут дорогу подражателям и ободрят особ, ждущих себе до сих пор одного разорения. К сожалению, денег у нас мало, кредита еще меньше, и умные предположения по необходимости остаются только предположениями, давая пищу лишь одним разговорам, за которыми неминуемо следует обычное заключение: «если б тысячи две сводных, если б маленький капитал для первоначальной опоры!..» Иногда предположения являются как изложение частной меры, которую правительство могло бы предпринять для такого-то или такого-то края; иные из этих мер неудобны, другие весьма разумные, но кому передать их, как хлопотать них, когда у себя на руках такая пропасть дела?

С великим интересом прислушиваясь к предположениям и толкам наших соседей-помещиков, мы весьма часто встречали мысли, никем не высказанные, свежие и практичные. Когда разговор касался того, какими путями вознаградить всех теряющих и одним взмахом пера повсюду пролить довольство, внимание наше не напрягалось, да и напрягать его не стоило бы. Но чуть дело шло о том, где добыть вольных рабочих, каким образом сократить размеры хозяйства, не лишая себя возможности восстановить его с наступлением благоприятных обстоятельств – тут было нужно слушать и стоило слушать. Когда-нибудь, в свободное время, мы намерены передать кое-что из этих толков и разговоров; в настоящее же время расскажем, хотя, может быть, в неполном и необработанном виде, один небольшой проект, беззаботно высказанный посреди беседы, одобренный слушателями и оставленный без последствий, именно потому, что для приведения его в исполнение надо было писать, хлопотать, справляться, ездить к разным значительным особам и делать все это, может быть, понапрасну. Проект этот чисто местный, удобный лишь для петербургской и, может быть, для нескольких других губерний. Прошлое лето его собирались напечатать, но статейка или пропала дорогою, или встретила какое-нибудь препятствие другого рода. Попытаемся возобновить прежнюю попытку, заранее извиняясь в том, что, как плохие хозяева, мы, может быть, не совсем ясно передаем некоторые подробности проекта.

В нашем крае, да, кажется, вообще во всей Петербургской губернии, цены на вольную полевую работу еще до крестьянского вопроса были огромные; при новом порядке они не убавились, а еще возвысились. Столица привлекает к себе рабочих людей, могущих располагать собою, и, хотя, вследствие их наплыва и дороговизны харчей, заработок в ней скуднее прежних, но крестьянин еще долго не отвыкнет тянуться в Петербург, где ему часто бывает втрое хуже, чем у себя дома. Сверх того народ наклонен к промыслам, а близость разных промышленных центров – железной дороги, больших рыбных озер – поддерживает в нем эту наклонность.

К земле он довольно равнодушен, и полевых работ не любит, отличаясь этим от своего соседа, земледельца остзейских губерний. На оброк идет он чрезвычайно охотно. В полевые и домашние работы нанимается по большей части человек дрянной, лишний у себя в семье, прокутившийся и требующий большого надзора. Чтобы показать, как у нас дорог и ненадежен вольный рабочий, мы только скажем, что у нас многие помещики желали бы сохранить у себя хотя частичку издельной повинности, зная между тем, что она будет скверно исполняться, что прогульным дням не будет числа, то три новые барщинника едва будут стоить одного прежнего. И они рассуждают справедливо: «делать нечего, говорят они, лучше какая-нибудь рабочая сила, чем никакой. При всей своей несостоятельности, она поможет нам поддержать наши усадьбы и часть поля до той поры, пока цены установится, а крестьяне поймут, что Питер, как он ни велик, не в состоянии обогатить всякого, кто туда сунется!». Трудно рассуждать иначе там, где цена рабочего (считая с харчами) доходит до 12 руб. сер. в месяц, где в горячую пору крестьянин платит батраку по 70 к. с. в сутки и где цены до того колеблются, что сегодня 6 р.с., а через несколько дней соглашаются на три, когда, может быть, хлеб несколько осыпался.

До настоящего лета иные помещики думали, что им будет большое подспорье от крестьян эстляндских и лифляндских. Но оказалось, что крестьянам этим почему-то трудно уходить из мест своего жительства. Пробовали их выписывать и приглашать, но это делалось медленно и обходилось дорого; на короткий же срок, для одних летних работ, они не приходили.

При таком положении дел, ясно, что вся важность вопроса в том, где добыть рабочих за разумную цену? И вот в иных местностях помещики радостно берутся за подспорье, небольшое, несвоевременно, но которое, как мы сейчас увидим, дало мысль о всем проекте, нас занимающем. По окончании лагерного времени, в некоторые местности уездов приходят на загородные квартиры, разные части войск отдельного гвардейского корпуса. Солдаты охотно берутся за полевые работы, и получают достаточную, но не огромную плату. У помещиков им всегда готовы и прием, и занятия. В самое короткое время условия заключаются, и партия военных расходится по всем направлениям в числе десяти, двадцати, сорока человек, и более. Партии эти работают прекрасно; но, к сожалению, лагерь кончается почти в одно время с главными сельскими работами, и людям, прибывшим на загородную стоянку, достаются лишь труды второстепенны, составляющие, так сказать, лишь роскошь. Хозяйства. Чистка пожен, копанье канав, иногда уборка состарившегося сна, – вот все, что для них остается, а в нынешнее время до копанья ли канав и до чистки ли пожен помещику? К работе составляющей насущное хозяйство, к сенокосу и жатве, солдат опоздал. Время заработков быстро проходит, и ему делать нечего. А как бы были ему рады, если б он пришел месяцем раньше, и как бы ротные суммы оттого выиграли!

«Так почему бы, говорит составитель предположения, не приходить солдату месяцем раньше? Для его было бы не открыть лагерное время поранее и немного не сократить его, не кончить лагерных работ по губернии? Для чего на летнюю пору, не увеличить количество войск, помещаемых на загородном расположении, и не послать , например, двух баталионов в тот уезд, где располагался один баталион? А, решившись на такую временную, но истинно благодетельную для помещиков меру почему было бы не устроить распределения рабочих партий на основаниях, самых удобных для нанимающего и для нанимающегося, под контролем и военного, и местного начальства?

Изобразим в нескольких беглых чертах и единственно в применении к уезду нашему порядок и основание, на которых мог бы устроиться правильный наем военных рабочих на летнее время. Прежде всего является вопрос о том, стоит ли заниматься таким делом и представляют ли 1000 человек (от двух баталионов едва ли можно ожидать более) заметное пособие хозяйствам целого уезда? На такой вопрос нельзя отвечать иначе, как утвердительно. В уезде нашем до 250 помещичьих имений; из числа их следует исключить, во-первых, оброчные без помещичьей запашки, потом слишком мелкие, где нечего делать самой крошечной рабочей партии, наконец, такие, в которых помещики уже успели каким-нибудь способом обеспечить себя в исполнении новых работ. Для имений, не подходящих под сказанные разряды, цифра 1000 рабочих не столь мала, чтоб не составлять значительного подспорья, не столь велика, чтоб обеспечить землевладельца от забот о вольном труде или сделать опасную конкуренцию тем крестьянам, которые пожелали бы наниматься у помещиков. Для полной поддержки хозяйств в том виде, как они были прошлого года, до уменьшения запашек, уезду нужна была бы не одна тысяча, а много тысяч наемных рабочих, и нет сомнения, что с годами появится повсюду ловкие подрядчики, которые, заранее ознакомившись с потребностями края, будут формировать массы рабочих на лето, рассылать их по разным направлениям, даже отвечать за удовлетворительный ход их работы. Но до той поры, пока явятся такие аферисты, помещичьи хозяйства могут дойти до самых ничтожных размеров, от недостатка и высокой цены на хлеб.

Кончив с соображением о пользе военных рабочих, обсудим теперь порядок их назначения, распределения и наблюдения за ними. Мы предполагаем, что предположение наше, в принципе своем, принято правительств, что последовало изменение в сезоне лагерных занятий, и что к концу июня месяца в каждый уезд нашей губернии  имеет прибыть в загородное расположение по пехотному баталиону, а в уезде особенно, обширные и населенные – по два. Как распорядиться распределением времени, с обеспечением удобств для солдата, при должном надзоре за его положением во время новых занятий? Смеем привести здесь несколько предположений по всем этим сторонам операции:

1. Распределение рабочих партий (на бумаге) должно быть сделано за месяц или недели за две до конца лагеря, следующим образом: В конце мая или в начале июня – в каждый уездный город (или другое место в средине уезда) прибывает надежный офицер с подобными строевыми списками частей, назначенных в данное загородное  расположение по уезду. Немедленно по его прибытии, земская полиция извещает помещиков о его прибытии и о начале переговоров относительно найма партий. Эта же полиция (со времени учреждения мировых посредников имеющая довольно свободного времени) дает офицеру список помещиков и управляющих, которые заранее заявили ей желание нанять на лето определенное число вольных наемных рабочих. Список этот составляет основание всей работы офицера. Если по нем имеется требований на 1000 человек , а он располагает одною, то обязан распределить ее безобидно для нанимающих, удовлетворяя их по возможности, но соблюдая строгую справедливость. Указания мировых посредников, близко знающих положение хозяйств по своим участкам, тут необходимы, и принесут несомненную пользу.

   С мировыми посредниками командированный офицер определяет цену рабочему дню и другие подробности относительно помещения и содержания рабочих. Таким образом помещик, прибывший для найма, если он заблаговременно заявил земской полиции свои намерения, тотчас же узнает о том, какое количество людей может быть ему дано а лето, на каких условиях и на каком довольствии. Ему остается лишь заключить договор по наименее обременительному способу.

   Воинская часть, назначенная в данное загородное расположение с летними работами, получает списки и условия заблаговременно. Партии формируются, к ним назначаются унтер-офицеры и фельдфебели; офицеры получают начальство над несколькими партиями с приказанием проводить лето в центре их расположения. С последним днем лагеря или дойдя до уезда им назначенного, баталионы переходят от расчета строевого к рабочему, раздробляются, и каждая партия с начальником идет ближайшим путем, куда ей надо.

2. Всякий служивший человек знает, охоту нашего солдата к загородным стоянкам и его умение приноравливаться к сельской жизни, даже в местностях весьма скудных, к которым, конечно, не принадлежит Петербургская губерния. Поэтому нам кажется, что слишком длинных условий относительно дополнительного довольствия рабочих нижних чинов заключать незачем. Тут все стороны заинтересованы делом. Помещик, конечно, не поскупиться для людей, которых сам же призвал, и без которых ему пришлось бы худо; солдаты устроят хозяйство с им обычною изобретательностью, а офицеры, объезжая вверенные им партии, легко увидят, если людям нехорошо. Относительно помещения, нужно быть взыскательнее, особенно в имениях, где рабочие остаются осенью.

3. Что касается надзора за нижними чинами собственно в служебном отношении, то, как кажется, что при однажды данных инструкциях от высшего начальства, тут не может быть никаких затруднений. Без всякого сомнения, рабочие партии будут распределены так, что люди одной роты не смешаются с другою, и, работая в данном уезде по соседству, не понесут особенных неудобств в хозяйственном отношении. Строевая служба, конечно, не выиграет от сельских работ, но и эту невыгоду можно устранить рядом  искусно принятых мер, как-то: общим сбором для учений осенью, когда работы кончены, стрельбой в цель по праздничным дням, изредка ротными учениями, особенно там, где партии велики и расположены на тесном пространстве. Сверх того не мешает иметь в виду, что некоторая легко исправимая невыгода в строевом отношении вознаграждается, во-первых, удовлетворительным состоянием здоровья нижних чинов, а за значительное улучшение по этой части можно поручиться, и, во-вторых, значительным приращением денежных сумм во всякой работе, что составит для солдата хороший запас на зиму.

   Вот главные основания для приведения в исполнение меры, от которой можно ожидать много хорошего для поддержки полевых хозяйств нашего края! В дальнейших исполнениях и подробностях в настоящее время не надобности: если же дело будет признано удобоисполнимым – они явятся сами, если же ему не суждено иметь дальнейшего хода, то напрасно стали б мы останавливаться на подробностях и исполнениях.