Очень сожалел, не застав Вас дома, когда приезжал с матушкой к Марье Павловне. Возвратись сюда, нашел дома всё в обыкновенном порядке и состоянии здоровья. Проездом через Вашу деревню сказал, чтобы на другой день пришли ко мне власти, и от них узнал, что работы по хозяйству Марьи Павловны идут довольно порядочно. Распорядившись отправкою подвод в Петербург 20 с. м., я съездил 25-го в Вашу усадьбу, где передал кому следует приказания Марьи Павловны и назначил, чтобы 29-го повезли к Вам остальной овес (24 куля) те из оброчников, которые еще не выплатили оброк. При этом оказалось, что четверо мужиков-барщенников должны отправиться в Петербург, где их сыновья и братья не заботятся о своевременном взносе повинностей. Прикажет ли матушка зачесть те дни, которые пробудут в дороге подводы, в число барщинных или послать упомянутых 4-х барщеиников с своих дней, а чтобы по возвращении они отстояли сряду все причитающиеся им но расчету дни?...

Написал к спрашивавшим о ценах на хлеб из Ваших амбаров, но ответа еще не получил. 21-го собрался почти весь наш кружок знакомых у Дарьи Федоровны, а 23-го и 24-го были у нас. Яков Ивановичь во время переезда заехал к себе и слишком усердно согревался, так что к нам приехал весьма навеселе. Семевский нас тешил разными умствованиями: во-первых, едет за границу в Генваре и говорит, что единственное утешение в поездке видит в удовольствии, с каким вернется домой; далее, не советует подписываться на «Век», называя его пошлым журналом; потом выразил удивление, зачем, Григорий Васильевичь покупает старинные вещи, не понимая в них ни на волос; наконец, объявил, что чувствует призвание к занятию государственными делами и хочет просить о выборе себя в депутаты Палаты, когда к тому представится возможность. Вы можете назвать меня сплетником, но что же более прикажете Вам сообщить отсюда.

Свидетельствуйте вашей матушке почтение от искренно расположенного к Вам Александра Обольянинова. Наши все Вам кланяются.

2-го декабря 1860 года.

Отправление подвод с овсом должен был отложить по случаю мятели, продолжавшейся 31/2 суток. Теперь выезд назначен в начале будущей недели. Между прочим, оказалось, что поимянованный в присланном Вами списке Кузьма (бывший кучером) ушел в Петербург, и оставшиеся в доме женщины говорят, что они не могут везти овес по неимению пригодных для этого саней; а когда вернется Кузьма, неизвестно. Потом я попрошу сообщить мне, получила ли Марья Павловна оброк с Ивана Прокофьева?

Меня немного беспокоит замедление ответа насчет хлеба; теперь самое удобное время для доставки. Здесь некоторые помещики испортили цены, продав свой хлеб, не выждав должного срока, или как Зельц, из приязни к Креберу, отдал рожь очень хорошую по 51/4 р. за куль. По делу Дедюлина Сенат решил крестьянина наказать розгами за нанесение побоев владельцу или опекуну, а Дедюлина отдать под уголовной суд за злоупотребление власти, т.е., приходится приговорить Д. к испрошению прощения у крестьянина в суде и заключению в смирительный дом. Так гласит закон У нас всё тихо и покойно, а на распоряжение губернатора Смирнова в Итове (Ямбургского уезда), где 60 челов. заковано и отправлено в Петербург и 90 ч. нещадно бито, раздаются многие сетования;

Передайте матушке Вашей поклоны от всех нас, которые наслаждаются изрядным здоровьем, и что в владениях ее всё идет без особых приключений и жалоб не слышно. В Генваре надеюсь лично засвидетельствовать Вам свое почтение, а пока до свиданья.

Ваш Александр Обольянинов

25-го декабря 1860 г.

Нынче праздник у нас очень невесел. Вчера ждали приезда Льва в Моклочно, а вместо того получили от него письмо, извещающее о смерти Никиты Михайловича Дундукова-Корсакова, который 22 был на панихиде у покойной Дарьи Ивановны Евреиновой, а в ночь на 23 умер от удара в легкие.

Жаль князя, как знакомого, да и как предводителя; может быть, придется вспомнить не раз; а я на Арсеньича мало рассчитываю. Впрочем, увидим, так ли будет делать, как рассуждал, критикуя других.

Сообщите матушке, что рожь я решаюсь продать в Нарву: дают за большую 6 р., а за меньшую 5 р. 20 к., так что средняя цена 5 р. 60 к. Не знаю, много ли успею отправить, а постараюсь поболее и для этого пошлю всех оброчников с подводами в Нарву один или два раза.

До сих пор жалоб из Вашего имения не приходит; впрочем, я думаю, свезти туда нашего нового станового Ивановского, чтобы он познакомился с Вашими крестьянами и предупредил оброчников, что они должны свезти хлеб в Нарву. Разумеется, я тут действую именем Марьи Павловны, имея в виду что одной барщиной невозможно доставить и ста кулей.

У нас дома всё идет по обыкновению; хоть и не все здоровы, но, по крайней мере, никто не лежит. Ниночка всех очень занимает, болтает без умолку на каком-то птичьем языке, жива и переимчива как обезьяна; прибавьте к этому изредка небольшие капризы и довольно хорошее здоровье, и Вы будете иметь понятие о моей дочери в настоящем ее развитии.

Дарья Федоровна не может избавиться от головных болей, да и дочь ее вторит маменьке. Яков Ивановичь раза три был навеселе, последнее время, впрочем, ведет себя хорошо.

Наши все кланяются Вам и матушке Вашей и желают в будущем году здоровья и всего хорошего. Я присоединяюсь к ним и говорю до свиданья в конце будущего генваря.

Ваш Александр Обольянинов

Ждал от Вас весточки, но Ваши мужички возвратились из Петербурга и сегодня был у меня Осип, а письма от Вас не принес — говорит, что не привезли. 26-го декабря. Гдов. Лев кланяется Вам и М.П.

19-го января 1861 г.

Сейчас дали знать об отправлении завтрашнего числа двух подвод к Вам в Петербург. Пользуюсь этим случаем, чтобы дать Вам весть о том, что делается здесь. Послано было в Нарву вашего хлеба 149 ку[лей], но Г. Паленов их не взял, а староста Василий продал их купцу Орлову по 5 р. 80 к. за куль, только вместо 149 кулей намерил только 1431/2, так что по отпуску пришлось 5 р. 59 к. за куль. У Вас все идет своим порядком, жалоб нет. В новый год был я вместе с становым; он увещал Ваших мужичков слушаться приказаний помещицы; кто-то ответил не то, что следовало, и становой высек несколько человек. Впрочем, об этом сообщу подробнее при свиданьи, недели через две; тогда же передам и деньги 822 р. Брат и я немного расклеились, прочие ведут себя довольно хорошо.

До свиданья, передайте наше почтение Марье Павловне.

Ваш Александр Обольянинов

14-го февраля 1861 г.

Не знаю, как в Петербурге, а здесь время стоит очень приятное, морозы легкие, ветер небольшой и дни ясные. Доехали мы до дому скоро и хорошо, здесь нашли всё так же, как оставили. Нина уже не может ходить, как Марья Павловна, а бегает довольно скоро. Из знакомых никого не видал, а по слухам Яков Ивановичь не совсем хорошо себя ведет. Лев уехал в Гдов 9-го и еще не дал о себе никакой вести. Согласно с приказанием Марьи Павловны я передал, чтобы Семен только смотрел за кормом скота, а Василий распоряжался работами. У Вас всё благополучно, на работы ходят исправно, жалоб нет; и Татьяна говорит, что теперь ее не притесняют.

По записке не заплативших оброка я хотел всех послать с подводами в Петербург, но Петра Потапова и Василья Семенова здесь нет (они в  Петербурге), а Лялин говорит, что оба его сына тоже в Петербурге. Сына Вас. Семен, и Лялина я посылаю для личного объяснения с Мaрьей Павловной. Антон же Васильев болен уже месяца полтора, и, кроме малолетнего внука, в доме никого нет. Что-то скажет 19-е? Наши мужички говорят, что ведь не первый раз не знают день, да может, и теперь также ничего не будет. Матушка покорнейше просит Марью Павловну прислать боченок (штук 50} селедок и, если есть в продаже корюшка, петербургская (а не ладожская), — сотню или две. А я посылаю башмаки, которые надо переменить у Королева (против Аничкова дворца). Так попрошу Вас позволить Василию выполнить это поручение.

До свиданья, уважаемый Александр Васильевнчь, желаю Вам здоровья и успехов во всем. Все наши кланяются Вам и Марье Павловне.

Искренно преданный Вам Александр Обольянинов

Подарок Ваш Якову Ивановичу отправлен.

3 марта 1861 г.

Вчера вернулись Ваши мужики и привезли Ваше письмо и посылки. Очень Вам благодарен, Александр Васильевичу за сообщение успокоительного известия и попрошу при первой возможности выслать экземпляр манифеста, чтобы ознакомиться самому, как и что толковать с православными. Якову Ивановичу на днях передам Ваше поручение; он мне читал в прошлом году свою записку и спрашивал, не надо ли чего изменить или дополнить. Марье Павловне скажите, что у Вас всё тихо и спокойно, возят солому, Я продал часть жита (которое было запродано в Заянье; может быть, и всё спущу; явились желающие, дали 25 копейками более цены, назначенной Map. Пав., — я подумал, что лучше отдать теперь из амбара хлеб лежавший три года, чем ждать еще год. Нового ничего не могу сообщить, потому что недели три никуда не ездил и к нам тоже никто не заглядывал. Говорят, что у Семевского погибли в оранжерее лучшие растения, боров печи лопнул и загорелись разные щепки и мусор.

Попрошу Вас при свидании с В.П. Печаткиным сказать ему, что от него из магазина очень неаккуратно высылают журнал; я подписался в ноябре — нарочно поранее.— на Отечественные Записки, Солдатскую Беседу на 860 и 61 года и Рассвет для М. Харламовой, и до сих пор не выслано еще ни одной книжки. Лев хотел писать в магазин — не знаю, исполнил ли; а я обращаюсь к Вам, как человеку, который может из желания добра передать г. Печаткину о неисправности служащих у него, от чего магазин никак не выиграет. Домашние все живут помаленьку, Нина бегает и кричит. Все свидетельствуют Вам и М.П, свое почтение.

Желаю Вам здоровья и всего хорошего. Душевно преданный Вам Алекс. Обольянинов.

Если к Вам принесут от доктора Соколовского посылочку, прикажите, пожалуйста, ее при случае переслать ко мне.

18 марта 1861 г.

Многоуважаемый Александр Васильевичу могу Вам сообщить что манифест произвел не очень приятное впечатление на крестьян деревень Лотохова, Чертово и Васильевское. Во-первых, два года прежних отношений и, во-вторых, оброк за землю или выкуп ее не входили в их расчеты по сведениям, заимствованным в Заянье. Толковал я с православными часа четыре, горло пересохло, а результат, кажется, самый ничтожный. Для успокоения совести отдал им положение, чтобы они читали, разбирали и потом собрались (уведомив меня заблаговременно) для разъяснения темных мест и недоразумений. Впрочем, все тихо и спокойно, и они говорят, что  не им одним, а и всем также объявлено. Бедная Дарья Федоровна лежит вторую неделю, страдает сильным ревматизмом в голове, от которого и нервы раздражены. Арсеньичь здесь много спешил с своим предводительством зато получал порядочные щелчки от тех, кому хотел покровительствовать; не знаю, понял ли всю суть высказанного, а сердился и кусал губы очень!

Ваш Александр Обольянинов

30 марта 1861 г.

Матушка, сестры и жена просят передать их поздравление Марье Павловне, как имяниннице 1-го апреля. Выполняя это поручение, присоединяю и свой  голос, хоть убежден, что он не поспеет во время в Петербург. Думаю, что Вы последнее время много гуляли, если у Вас такая же хорошая погода, как здесь; недели три ясные дни при небольших морозах ночью. Но здесь это имеет свою невыгодную сторону; снег большею частию согнало, так что теперь ни на зимнем, ни на летнем экипаже нельзя пускаться, хоть и появились телеги; но в сугробах снега, лежащего кой-где по дороге, приходится иногда очень долго возиться, пока выберешься.

У Вас в имении это невыгодно тем, что приходится возить дрова по земле на дровнях. Ранее же нельзя было приняться за дрова, потому что перевозили солому. Поэтому мне кажется, что при продаже сада Вам бы надо было спустить цену на столько, что было заплачено за солому, но зато не давать яблочнику ни одного снопа соломы. Говорю это по словам Семена и Осипа, уверяющих, что с яблоками берут очень много соломы (до 70 возов!).

Работы идут своим чередом, вей тихо и спокойно. До сих пор к Вам еще не призывали меня для объяснения положения, а я даю им время прочитать и ознакомиться хорошенько с их будущим положением. Моклошенские теперь начинают постигать действительное улучшение их быта в будущем, но сожалеют о двух годах прежних отношений; впрочем, и с этим мирятся. Дарье Федоровне было лучше по последним известиям недели с полторы тому назад. Об Яков Ивановиче столько же времени не имею сведений; вероятно, сидит в оранжерее и готовит диковинки, чтобы поражать нас.

Наши все свидетельствуют Вам почтение. Нина кричит дя! дя! кха! кха! Желаю Вам здоровья и всего хорошего.

Ваш Александр Обольянинов

8 апреля 1861 г.

Очень сожалею, Александр Васильевич, что Вам пришлось глотать аптекарскую стряпню, и желаю скорее расстаться с нею, восстановив свои силы, странствуя по Петербургу; только не в такую погоду, как у нас уже 3-й день, — зимняя вьюга в полном смысле слова. Полученную Вами на мое имя посылку неудобно переслать по почте, ибо в ней уложены патроны, почему я попрошу Вас приказать отправить ее сюда при случае. К прискорбию надо Вам сказать, что не одна Заянская волость, а повсеместно мужики высказывают неудовольствие на положение и говорят, что это не конец, а он еще будет! в чем же? — не дают никакого ответа. (В наших краях работы идут по прежнему; хоть и высказываются неудовольствия на барщину, но до получения нового положения (?) крестьяне говорят, что будут ходить на работу. А кой-где по сторонам уже отказываются от обязательных работ, между тем как полиция высшая не показывается, а низшая — сотские — передают приказания, потворствующие неповиновению. Владыко же уезда и здесь стяжал такие же лавры, как в депутатском собрании, а об исполнении своих обязанностей имеет такие странные понятия, что с ним трудно кому-нибудь и говорить. Наши все свидетельствуют Вам и Марье Павловне почтение, они с весною оживают понемногу - Жена моя бродит тоже в ожидании скорого облегчения. Дочь делает коренные зубы.

До свиданья, уважаемый Александр Васильевичь, желаю Вам скорее оправиться.

Душевно преданный Вам Александр Обольянинов

12 апреля 1861 г.

Третьего дня жена благополучно родила сына, которого я назвал Львом, желая притом, чтобы новый житель занял от дяди все хорошие качества, а недостатки, особенно некоторые, оставил бы своему соименнику. Не удивляйтесь сообщению этой новости: таково свойство человека — не удержишься, хоть и знаешь, что могут сказать: да мне-то какая от этого прибыль или радость, или что-нибудь тому подобное, — а всё-таки берешься за перо, и рука сама собою начинает как будто заученную, одну и ту же фразу.

Вчера приходил староста Василий, его прислал Семен сказать, что корму не хватит до травы. Я спрашивал зимою три раза — довольно ли сена и соломы, чтобы распорядиться кормом, думая лучше прибавить осыпки, а уменьшить дачу сена; Семен всегда отвечал «хватит, полно будет с купленной соломой», а вчера присылает сказать, что корму только до воскресенья! Сам, небось, не пришел, зная, что ему пришлось бы выслушать от меня много нелестного.

Вот доказательство вреда держать такого человека в имении; хорошо еще, если это не плутни Семена с Осипом, который предлагает взять сено у него так, без уговору, а потом требует (по словам Семена), чтобы я прибыл освидетельствовать сено и назначить свою цену, так как у него выгодно покупает кто-то сено и разную путаницу. Завтра съезжу узнать, в чем дело, и отвести душу, выругав Семена.

Спрашивал Василий, надо ли послать подводу с маслом в Петербург; но как Марья Павловна не писала ни мне, ни на мызу о присылке, а между тем, все барщенники были уже по одному разу в Петербурге и по положению нельзя послать второй раз (б. 500 верст), хоть бы это можно было уладить, но всё-таки масло придется дорого, потому что скоро по настоящей дороге не поедут, кормы дороги, а корм лошади, пища подводчика и плата шосейных денег производится помещиком. Поэтому я и сказал, чтобы не посылали подводы, если не получат приказа от Марьи Павловны, полагая, что, может быть, она рассчитала, что выгоднее купить масла в Петербурге, чем везти отсюда.

Новостей отсюда сообщить не могу хороших; Дарья Федоровна все хворает, Мейер тоже; смешные слухи идут из Петербурга по месту пребывания Арсеньича. Все наши (в том числе и я) свидетельствуют свое почтение Вам и Марье Павловне, поздравляют с праздником и желают видеть скорее здесь веселыми и здоровыми.

До свиданья, уважаемый Александр Васильевичь, поправляйтесь хорошенько и скорее от одышки и прочих гадостей.

Душевно уважающий Вас Александр Обольянинов

25-го апреля 1861 г.

Христос воскрес! Приветствую Вас, многоуважаемый Александр Васильевичь; при этом желаю, чтобы на Вас или, лучше, на желудок Ваш не имело вредного влияния обыкновение, принятое любезными соотечественниками, — вместе с вышеприведенным возгласом начинять своих ближних всеми возможными «съедобостями», могущими, каждое порозь, произвести расстройство желудка, даже не очень слабого. Матушка, сестры, Лев и жена поздравляют Вас и Марью Павловну и свидетельствуют свое почтение. Кажется, что в нашем участке будет мировым посредником брат Лев, а Ваши деревни войдут в состав Язвинской волости вместе с моклошинскими. Дарья Федоровна поправилась, но еще не совсем. А Жак третью неделю во власти лихорадки. Более замечательных уездных новостей не имеется. Теперь перехожу к не очень веселой повести. Вчера часов я 9-ть, вечером, приходит Татьяна с Аннушкой (дочерью Никиты) и объявляют, что два дня как коровы не кормлены, нет пелы, и как перед тем скот был заморен, то уже пало семь коров. Сделав замечание, что следовало бы сказать мне в то время, когда начали морить скот, я сказал, чтобы сегодня же выпустили стадо в поле (хоть трава еще не показывается), а там я приеду и посмотрю, что можно сделать. Приехав в Вашу усадьбу, я нашел, что стадо пошло отыскивать себе скудное пропитание в виде осоки, кой-где показавшейся, бору и брусничника. Четырех же коров нельзя было выгнать с двора, и пара из них стоит в сообществе третьей подруги, вчера павшей, которую некому было вытащить с двора по случаю праздничного пьянства. Семен и не показывался. Распорядившись, чтобы скорее убрали палую корову, и не найдя ничего, кроме нескольких клочков совсем гнилого сена, я позвал Осипа и приказал ему давать те два куля овсяного жита (запроданного в Заянье) и по пуду соли в день, чтобы делать пойло для коров. Когда же Осип мне объявил, что у него есть еще телег 25 сена, то я отправился посмотреть его, нашел очень хорошим и велел сейчас свезти две телеги на скотный двор и дать поесть коровам, а потом перевезти и остальное семо. За все 25 телег я обещал Осипу 35 р.*, так что за пуд придется около 16 к., а здесь теперь с удовольствием дают по 30 к. за пуд, даже и более. Беренс дает семь пудов, чтобы выкосили десятину, что стоит не менее 3 р.

Хотя сделанное мною распоряжение превышает мою обязанность по присмотру за имением, но я позволил себе это потому, что ждать разрешений некогда и оставлять так дело нельзя, — тогда можно бы ожидать несколько десятков упалых коров, цена которых гораздо выше расходов на сохранение их, если не всех, то большей части; всё зависит, как скоро пойдет трава. Вчера и сегодня погода довольно благоприятная, и по низинкам показалась молодая зелень.

Попросите за меня извинения у Марьи Павловны за самовольные действия. А о Семене предоставляю Вам судить самим. Не допуская основательности толков, что всё это сделано им умышленно, на зло Map. Пав., что отстранила его жену от скота, или чтобы подвести Татьяну под ответ, спрошу Вас, разве такой человек не вреден? Три раза в зиму спрашивал у него, достаточно ли корму, и он говорил, что если прикупать соломы, так хватит до травы, а сена останется пудов 50 для лошадей, когда приедет барыня. Корм выходит, и он говорит мне об этом накануне: «завтра отдаю последки сена и соломы», и то, когда я вытребовал его к себе. Купил у Осипа сена, соломы и пелы, выкормил всё это скоту и затем оставил его на произвол судьбы, тогда как ему только и поручено было смотреть за кормом скота. Сам не позаботился о корме, четвертый день не ходит на двор и мне не дал знать, что корму нет и коровы начинают падать. Досадно и говорить о таком человеке, и я скорее бы ему простил, если бы он делал это по злобе, чем от беспечности. Начал говорить о делах, так надо еще надоедать Вам. Матушка хотела прислать сведение, кто будет отпущен на оброк и кого оставить на барщине (которую необходимо увеличить), а Осип и Василий говорят, что не получили ничего об этом.

Вы писали об Эмских водах — намерены Вы ехать туда или будете лить здесь искусственные; последнее нам было бы приятнее. Лев просит Вас узнать, что будет стоить сотня-две евангелий на русском наречии в простом кожаном переплете; он хочет дать каждому православному, выходящему из его крепости. Если не дороже 40 к. за экз., то приобрести, а он распорядится доставкою их сюда. А я попрошу приказать Василию купить кожаные или козловые башмаки Нине одну пару по приложенной мерке, а три пары немного побольше, — присылать не торопитесь, хоть с Map. Пав,

Извините, что долго занял Вас, да еще и поручениями наделил. Желаю Вам во всем успехов, а весною в наши края.

Ваш Александр Обольянинов.

2-го мая 1861 г.

В эту неделю я был два раза в Вашем имении и при всем желании сделать что-нибудь путное никак не мог добиться этого. Главная причина всего зла в Семене. Вы можете подумать, что я все вины сваливаю на Семена по нерасположению к нему, но мне кажется, что я разбираю вещи довольно беспристрастно. Действительно, я не могу переносить в старом лгуне того, что он не скажет ни слова правды; чтобы избавить его и себя от неприятностей, я просил, чтобы он не показывался ко мне, когда я его не зову, а он считает своею обязанностью явиться и вступить в объяснения.

Так и сегодня вздумал доказывать, что я говорю неправду и что он всего не был на дворе один день, а также, что палая корова лежала в городище один день, тогда как я сам заставил при себе вытащить со скотного двора падаль на пятый день, потому что Осип, которому я приказал распорядиться этим на третий день, объявил мне, что он один не мог ничего сделать, а из мужиков никто не хотел помочь ему.

Господь не без милости, послал теплые дни с дождем, от чего показалась трава, хоть она очень мала еще и коровы не насытятся в поле, но всё-таки не будут умирать с голоду. Тяжело видеть мучение, бедных животных от голоду, мычание их растрогает самые крепкие нервы. С другой стороны, досадно видеть, что по глупости (или по злости, как говорят Осип, Василий и Татьяна) Семена в настоящее время Ваши коровы не дают трех ведер молока, тогда как у нас гораздо меньшее число дает до семи ушатов — около 28 вед. Я сказал, чтобы для поддержания коров пока трава мала и непитательна, давали им пойло с молотым житом (по совету брата Льва и нашего сырника), отчего и молока бы прибавилось; но у Вас решили, что хлеб давать вредно, да сверх того на дворе не дают женщин, чтобы поить коров, и барщениц заставляют молоть хлеб не для коров, а для свиней.

Василий на мой вопрос, почему он не исполнил моих приказаний, говорит, что он без Семена обойтись не может (?). Скучно писать такие дрязги, но приходится сообщать их, чтобы Вы могли видеть, что при всем желании и даже, если бы я постоянно жил у Вас, всё-таки трудно было бы вести лучший порядок, не устранив причину беспорядка. Мужики же делают свое дело по заведенному порядку; сегодня я удивился, найдя всех барщенников на работе; но по привычке, а как было прежде, и в нынешнем году все 30 тягол пошли подымать сперва барское поле, а это Вы редко где найдете, даже в нашем уезде.

Яков Иванович не может развязаться с лихорадкою, которая поддерживается и увеличивается положением, высочайше утвержд[енным] 19 ф. с. г.

Дарья Федоровна поправилась, хоть не совсем. Ек[атерина) Матве(евна) Бландо[ва] поручила хозяйство домашнее дочери и ворует у нее сахар, чтобы напоить чаем какую-нибудь бабу, а потом делает выговор Вариньке за большой расход сахару! Наши все здоровы, очень кланяются Вам и Марье Павловне, которой прошу передать мое усердное почтение. Не сердитесь за скучную болтовню, вперед не буду. Желаю скорее увидеть Вас здоровым и без одышки.

Искренно уважающий Вас Александр Обольянинов

20-го мая 1861 г.

Последнее письмо Ваше очень меня порадовало; приезжайте-ка скорее сюда; право, я думаю, что Экк присоветовал Вам недурное лечение, и хоть условие «ничего не принимать к сердцу» не очень легко, но мне кажется, что Вы с этим можете справиться. Предположение Ваше оправдалось: Василий жалуется, что ему трудно одному справляться с рабочими (везде те же жалобы от старост); поэтому я сказал, что бы Семен присматривал за работами в случае, если они производятся в разных местах. По разговорам с Марьей Павловной я объявил, чтобы в паровом поле приготовили под удобрение двадцать десятин казенных (2 400 с.); да и то еще находит сомнение, не будет ли трудно убрать рожь в будущем году. Нынче по величине посева и числу женских рабочих дней придется или делать пособие, или нанять баб для жнитва. В поле, засеянном яровым, есть десятины величиною до двух казенных, т.е. около 4 800 к. с, так что вместо 30 считаемых наберется, пожалуй, до 40-ка действительных десятин. В настоящее время это уже дало повод к неудовольствию со стороны барщенников, а при жнитве, вероятно, будет еще более толков и разговоров. Брата Льва я не видал со святой недели, он все хлопочет с мужичками и поме[щи]ками вместо предводителя, неизвестно почему остающегося так долго в Петербурге. Но и без брата я попрошу Вас приобрести сорок экземпляров евангелия в кожаном переплете.

Яков Иванович наконец показался у нас, хоть побледнел и похудел, но, кажется, избавился от лихорадки. Он что-то сердится на Вашего Семена; за что? не знаю, Дарья Федоровна по временам жалуется на ревматизм, а катается. 28-го все собираются в Верхоляны — память князю Никите Михайловичу; княгиня недели три уже приехала в Гдовский уезд. Наши все свидетельствуют Вам и Марье Павловне почтение и желают скорее видеть Вас в наших краях, я — не менее других. До свиданья, может быть скорого.

Душевно уважающий Вас Александр Обольянинов

29-го мая 1861 г.

Вчера ездил в Шепец.с женой и детями. В церкви был наш достойный представитель дворянства, который зазвал нас к себе, чтобы угостить рассказами о своей деятельности и подвигах; порядком смешил и остался мною не совсем доволен, не найдя во мне безмолвно слушающего и удивляющегося собеседника, напротив — дерзкого, дозволяющего себе не соглашаться, даже оспаривать Его высокие соображения!

Возвратясь домой, нашел Василия, принесшего Ваше письмо (26-го мая), пожалел, что не получил его днями двумя ранее, потому что из нашей деревни Замошье поехало двое с воском в Петербург, и как они возвращаются порожняком сюда, то я велел им зайти к Марье Павловне спросить, не нужно ли ей чего отправить сюда. Я было сказал Василию, чтобы он послал в догонку за уехавшими кадочки с маслом (согласно приказа Map. Пав.), но получил ответ, что трудно догнать барщеннику вольнонаемного подводчика, уехавшего сутками или 11/2 ранее, да и, может быть, Марья Павловна будет ждать свои подводы и не отправит клади с замошскими мужиками. По этим рассуждениям решился отправить вновь две подводы и, согласно Вашему мнению, не с барщины, а нанять, на что побудил меня следующий расчет: овес не весь посеян, паровое поле не поднято, значит, рабочие здесь нужны; затем допуская, что барщенники не противились бы вторичной посылке в Петербург, им бы пришлось заплатить за 10 дней (самое меньшее время, как они делали поездки в Петербург зимою; большою же частию — 12 и 13 дней) на корм людям по 30 к. в сутки на человека — 6 р., на фураж 4 лошадям в та же время за 10 мер овса 4 р.50 и 10 пудов сена 4 р., да за перевоз через Лугу 20 к., всего 15 р. Сверх того, надо отдать барщенникам за день! по11/2 дня, т.е. 30 дней, а в настоящее время мужики платят поденно работнику с лошадью по 75 к. и более за день, за 30 — выйдет 22 р. 50 к.; вся посылка обошлась бы в 37 р, 50 к. Василий уверяет, что не только за эти деньги, но ни за какие не найдешь желающих ехать из ваших деревень; тогда я его послал в Моклочно, где он нанял двоих за 30 рублей, т.е. по 15 р. с подводы. Мужики хорошие, на которых можете положиться; уговор был, чтобы их не держать в Петербурге даром, иначе заплатить, что будет стоить простой, сверх условной платы, клади положить по 20 пудов на телегу, но не более 25-ти п. Разумеется, не весить, а примерно, по наглядке. Денег Вы им не давайте, я расчитаюсь здесь по доставлении клади. По-моему, так распорядиться выгоднее; не знаю, будет ли довольна Марья Павловна. Письмо Ваше через Гдов не получил еще и очень сожалею, — тогда бы Вам пришлось издержать на перевозку вещей 12-14 рублей, т.е. по 30 или 35 коп. с пуда заплатить замошским мужикам, которые привезли бы масло и даже куль или полтора овса; теперь же, не будучи уверен, что Map. Павловна отправит с ними кладь, а подождет присылки подвод по письму, я решаюсь нанять лошадей. Вот и тут вспомнишь об удобстве и выгоде скорых сообщений; был бы близко телеграф, все бы устроилось скоро и выгодно, а теперь, если бы и послать в Нарву, то стоило бы не дешево отправление депеши, да она еще могла бы придти к Вам по отъезде замошских мужиков из Петербурга обратно.

Наши все очень благодарят Вас и Марью Павловну за внимание и свидетельствуют свое почтение. Я надеюсь, что буду иметь возможность в скором времени лично передать Вам то же и желал бы Вас увидеть в хорошем состоянии здоровья.

До свиданья, уважаемый Александр Васильевичь. Ваш Александр Обольянинов.